Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Папа вышел во двор, чтобы сообщить, если кто-то будет идти. Стали меня расспрашивать о том, как я смотрю на Украину, как я отношусь к полякам, к немцам. Спросили, имею ли желание вступить в организацию. Я ответил, что имею. А потом говорят: «Надо в районе сделать одно дело. У тебя есть шоферские права, а наши люди организуют кооператив — надо товары доставлять для села. Ты, как шофер, будешь ездить за товарами. Председателем кооператива в Локачах будет наш человек — Кватирук из села Шельвов. А бухгалтером будет Потапенко с Восточной Украины. За товаром будешь ездить во Владимир и во Львов. И одновременно будешь иметь во Львове явку, будешь там получать литературу. Получишь пароль, к тебе будут приходить наши люди. Машина есть, ее советы бросили, когда отступали — надо ее немного восстановить. Бензин есть». Я согласился. Хлопцы поужинали и пошли, брат провел их — он знал, куда.
Пару раз ходил я к той машине, посмотрел — она новая, все исправно. Бензин залил — машина заводится.
А.И. — Было официальное принятие в ОУН?
П.М. — Да, но немного позже. В члены ОУН меня приняли в день моего рождения — 23 августа 1941 года. Принимал меня Григорий Сало, у него было псевдо «Сушко», он был районный референт пропаганды. У Ивана Лобура было псевдо «Охрим». Я взял себе псевдо «Дуб» и потом его не менял.
А.И. — Сколько людей было в оуновской сетке района?
П.М. — У нас была строгая конспирация, и я не мог этого знать. Даже мой брат Василий признался мне, что он является членом ОУН с 1939 года только после того, как я сам стал членом ОУН.
Задания мне давал отдел пропаганды района. Стал я ездить во Львов, брать там антинемецкую, антисоветскую литературу и возить ее к нам. У меня в машине был тайник для литературы. Привозил, отдавал станичному (руководителю хозяйственной службы ОУН — прим. А.И.) в Локачах, а потом она раздавалась людям по селам. Я не возил ни людей, ни оружие для подполья, этим занимались другие люди.
Так я работал до конца 1942 года, а потом немцы забрали машину у кооператива — пришли солдаты и забрали. К тому времени по селам уже были организованы вооруженные боевки ОУН, и формировались сотни УПА. Весной 1943 года Григорий Сало пришел ко мне и сказал: «Надо тебя отправить на подготовку. Ты грамотный, а мы сейчас организуем обучение». Эта подготовка проводилась в Турийском районе, там возле села Мачулки была бывшая немецкая колония Мирослава. А в самих Мачулках формировалась сотня УПА, ее командиром был Полищук из села Линев Локачинского района, у него было псевдо «Чайковский». Хочу сказать, что он был не очень-то патриотичный, потому что сначала был в немецких шуцманах, потом где-то комендантом, а потом перешел в УПА.
В Турийском районе, в урочище Вовчак был штаб и сформировались первые сотни УПА на Волыни. На Вовчаке была подстаршинская подготовка, а в Мачулках проводилась подготовка старшин, она была глубоко законспирирована — меня направили туда. Мы дислоцировались в школе, занимались в разных местах в колонии. Комендантом подготовки был Андрей Левчук («Морозенко»), это был мой хороший знакомый, он был тоже из Локачинского района, село Орищи. От Службы безопасности ОУН преподавал краевой шеф СБ Афанасий Ковальчук («Залесный») — я потом, после ранения, работал с ним. Я ему понравился, он говорит: «Будешь со мной». Он преподавал нам разные приемы — например, как поймать человека, как выкрутить руку и так далее. Хотя в основном преподавал не он, а другие люди, а он появлялся изредка. Политику преподавал «Черноморец», военную муштру и оружие преподавал Сергей Мороз («Гива»). Один раз приезжал сам Дмитрий Клячкивский («Клим Савур») — краевой руководитель ОУН на Северо-Западных Украинских Землях, в то время у него было псевдо «Охрим».
Оружие мы изучали основательно. Оружия было много и оно было разное, потому что мы должны были знать различные виды оружия. У нас были польские пулеметы CKM (Ciężki karabin maszynowy) — это станковый пулемет, похожий на «максим», и ручные пулеметы LKM (Lekki karabin maszynowy). Были «максимы», пулеметы Дегтярева, пулеметы Токарева, немецкие пулеметы MG. Были советские автоматы ППШ, десятизарядные винтовки СВТ, трехлинейки.
На подготовке я был два месяца — с марта по май 1943 года. А 22 мая, на Николая, мы пошли в бой с немцами. Большинство тех, кто прошел подготовку, направили в сотни, а нас сразу в бой. Почему? Потому что разведка доложила, что немцы едут жечь села Мачулки и Синявка — они уже знали, что там дислоцируются части УПА. Каратели приехали из Луцка в село Твердыни, сначала приехала одна легковая и одна грузовая машина. Немцы говорили, что едут жечь села, где есть партизаны. Наш станичный в Твердынях услышал об этом, сел на коня, приехал к нам и все рассказал. Мы посмотрели по карте, что немцы будут ехать из Твердынь на Синявку через Синявский лес. Решили организовать там засаду силами тех, кто был на подготовке. Нас там оставалось всего тридцать человек, взяли еще пополнение из сотни. Я даже не знаю, почему не подошла вся сотня — думаю, по причине того, что мы не знали, сколько там немцев. Собрали одну чету (взвод — прим. А.И.), сорок три человека. Оружие у нас была хорошее — девять пулеметов, по пулемету на каждые 4–5 человек. Помню, что было семь штук немецких MG-42, один «максим» и один польский CKM. В селе организовали мужиков с подводами, сели на подводы и напрямую, через поля, ехали километров двенадцать до того леса. Мы должны были выгрузиться в лесу, а мужики должны были ехать домой. Когда подъехали ближе, до леса было с полкилометра, видим — под лесом немцы стоят, и не две машины, а машин двадцать! Дело в чем — наш станичный в Твердынях увидел только первые две немецких машины и о них нам доложил. Наш взводный говорит: «Отступаем назад!» А его помощник, Сергей Мороз, (тот, что был у нас инструктором на подготовке) раньше был капралом польского войска, и когда началась война Германии с Польшей, то он с боями прошел от немецкой границы до села Устилуг на Волыни, стреляный был парень. Он говорит: «Нет, надо занять оборону и окопаться! Если будем отступать, то немцы нас увидят, догонят на машинах и расстреляют, как зайцев!» В первую очередь мы окопали пулеметы, а подводами отгородились от немцев, чтобы они не видели, что мы делаем. Когда окопали пулеметы, то Сергей сказал мужикам: «Езжайте домой, а мы остаемся». А немцы еще из машин не выходили, только их офицеры ходили, смотрели в бинокли. У меня был немецкий карабин с оптикой, я наблюдал за ними. Мне была команда искать офицеров, и если будет бой, то стрелять по ним.
Мы быстро сняли пулеметы с подвод, окопали их, пулеметчики заняли свои места. Пулеметы Сергей Мороз разместил не просто кучкой, а боевым порядком — одни впереди, другие позади, другие чуть сбоку. Умный был парень, боевой, военную тактику знал хорошо. Заняли оборону. Когда наши пустые подводы поехали обратно, немцы увидели, что мы там остались. Сергей нам все кричал и кричал: «Вкапывайтесь, вкапывайтесь!» Мы рыли ровики и впереди себя насыпали кучи земли. Хорошо, что там был песчаный грунт, легче рыть — раз-раз, и ямка готова. Как кроты зарывались! Потом глянули — немцы уже высыпались из машин. А день был жаркий, немцы с закатанными рукавами, с автоматами — идут прямо на нас. Много их было — где-то с батальон. Сергей командует: «Не стрелять! Пусть дальше от леса уходят, а к нам подходят ближе!» И правда, зачем даром патроны тратить?